Саша отнес сестру в ванную, а Олеся устроилась за столом на кухне и запросила чашку крепкого кофе. Минут через 20 Алена была уложена спать, а Ворковский появился на кухне, нервно закурил и бросил женщине тоном обвинителя:
— Рассказывай.
Еще через час, к удовольствию Олеси, новогодняя ночь для нее закончилась. Она заснула, как только голова коснулась подушки.
ГЛАВА 29
Встреча с теми мужчинами, как заноза, впилась в мозг Алены. Она снова и снова вспоминала их лица и пыталась понять — как могла ошибиться? И была уверена — не ошиблась. Странная уверенность базировалась лишь на интуиции, а неуверенность — на вполне реальных фактах, и вот это-то и нервировало. Она пыталась разрешить дилему — права она или нет, и мучилась от ее неразрешимости, так и не приходя к определенному выводу.
Она лишилась сна и аппетита, решая эту головоломку, и зациклилась на ней настолько, что фактически перестала обращать внимание на то, что делается вокруг. И Саша, и Михаил, и комната, в которой она вышагивала из угла в угол, перестали для нее существовать. У нее была цель, задача, которую она должна была решить, и в случае правильности догадки можно было идти дальше: искать агноликов, требовать возвращения домой, к детям, в конце концов, получить хоть какую-нибудь информацию о состоянии дел на Флэте, о здоровье детей. и о Рэйсли. Ведь, если это Агнолики, значит, их послал Рэй…или Дэйкс. В первом случае, понятно — Лоан жив, и Алена добьется встречи с ним, во-втором…тогда уж лучше, чтобы она ошиблась.
Алена ложилась на диван, крутилась, вставала, ходила, опять ложилась и опять вставала, не находя себе места.
Ворковский фактически поселился на кухне, третий день, слушая маршировку сестры за стенкой, курил одну сигарету за другой. Ему уже мерещился «черный» август.
Саблин тихонько прокрадывался на кухню, заваривал чай, молча выпивал, искоса поглядывая на мрачное, серое от переживаний лицо Александра, и так же тихо и незаметно исчезал в своей комнате. Он понимал больше, чем Саша в силу своих профессиональных знаний, и оттого тревожился не меньше него, но имел для этого серьезный, веский повод, делиться которым не хотел. У Ворковского еще была надежда, у Саблина — нет. Нужно было что-то срочно придумывать и выводить Алену из ступора, вытаскивать наружу боль и мороки прошлого, в котором она уже не тонет — захлебываясь, идет ко дну.
Три дня квартира Ворковских напоминала склеп — та же гнетущая атмосфера и траурное настроение. Наконец, Саша не выдержал, зашел в комнату сестры и решительно прервал ее забег на короткую дистанцию — от окна к двери и обратно. Он насильно усадил ее на диван и присел рядом, сжимая ее за плечи и настойчиво заглядывая в лицо:
— Посмотри на меня, Алена! — ее пришлось встряхнуть, чтоб она обратила на него внимание, но эффект был недолгим. Минута и девушка опять смотрела мимо. — Да, что же это! Послушай, послушай меня! Нельзя же так! Посмотри на себя. Из-за чего ты изводишь себя? Что случилось? Расскажи мне! Расскажи…Я не из любопытства прошу, просто так надо, поверь. Нельзя носить в себе, нельзя — погибнешь! Поверь, я прошел через это, знаю, что говорю. Расскажи мне, в чем дело, облегчи душу. Помоги мне, черт возьми, если не можешь помочь себе! Думаешь, это легко, наблюдать, как твоя сестра сходит с ума?
Алена стряхнула его руки, зябко обняла себя и закачалась, глядя в одну точку:
— "Думаешь легко?" — повторила безжизненным голосом. — Не легко… Помнишь, Лешу из сорок седьмой? Зай. Зай. чинков, — чинников. не помню… Не важно. Он из Чечни тогда вернулся, и все его спрашивали: как да что? А он молчал. «Да», «нет» — все. Я тогда не понимала, почему он молчит, не рассказывает,…потом поняла — не мог он говорить. Хочешь сказать…и не можешь, язык к нёбу прилипает. А в горле ком. Не могу я говорить, не хочу. Да и что? О чем?…С ума сойду? Так уже мерещится везде. Наташа говорила — пройдет боль, хорошо все будет, забудешь — молодая, время лечит… Не правда, не лечит оно, сильнее ржавчины разъедает. И сны те — не правда, и слова ее …И он лгал! — и сникла совсем, сжалась. — Уходи, оставь меня в покое. Не о чем говорить…
Саша сжал виски ладонью, прикрыв глаза. Он не знал, что делать.
Миша слышал все, что она сказала, скромно подслушав в приоткрытую дверь, и думал минуту.
Дверь с треском распахнулась, Саблин демонстративно прошествовал к дивану, сел рядом с Аленой, проигнорировав недовольный взгляд Александра, и начал с жутким скрипом точить карандаш, скидывая шелуху на пол.
Ворковский растерянно посмотрел на него, но промолчал, понимая, что тот что-то задумал. Неспроста же тактичный и неглупый парень вмиг превратился в невоспитанного наглеца?
А Саблин, сжав челюсть, как бультерьер, нарочито громко точил карандаш и демонстративно сорил уже чуть не на колени Алене. Та удивленно посмотрела на него и еле слышно попросила:
— Перестань.
Тот словно не услышал, продолжал скрипеть. Этот звук ввинчивался в голову девушки и разрывал голову. Она морщилась, сдерживаясь из последних сил, чтоб не сорваться, но не выдержала: зажала уши руками и закричала:
— Прекрати!!
— А что? Не нравится? — резким тоном спросил парень, неприязненно посмотрев на девушку. У той зрачки расширились от удивления.
Саша отошел к окну, чтоб не сорваться на Саблина за преднамеренную грубость, и настороженно стал наблюдать, теряясь в догадках: то ли тот специально сестру из себя выводит, то ли у Михаила приступ бесцеремонного хамства. Скорее первое, значит, он что-то затеял для общего блага. Осталось проследить, чтоб эксперимент не зашел слишком далеко.
Алена с минуту смотрела на Михаила, не узнавая его: отталкивающе-неприятное лицо, язвительно- надменный взгляд, брезгливо изогнутые губы… Что происходит?
— Что таращишься? Не нравлюсь?
— Нет.
— А почему? — прищурился парень. — На Лоан не похож?
Алена дернулась: откуда он знает?
— А он кто? Китаец? Нет? Русский? Нет? Нет, конечно. Наверное, он чеченец. Горячий такой, черноусый, поджарый. Настоящий сын гор. А я? Ни усов, ни коня, ни АКМ. Куда мне. О-о, подожди, а так? — парень скорчил злобное лицо, выставил карандаш, как нож, и продекламировал ломая язык: "Злой чечен кинжал свой точит"… Похож?
— Ты. ты ненормален, — качнула головой Алена, находясь в замешательстве.
— Конечно, …ненормален, — кивнул Миша и ожесточенно бросил в лицо. — Потому что людей не краду, не режу, не убиваю, да?! Потому что психику никому не калечу! Это он нормален. Потому что скот! А я ненормален. Потому что человек!
Алена растерянно моргнула и попыталась объяснить, но лицо парня и его злобный, желчный взгляд сбивали с мысли. Получилось не четкое разъяснение, а невнятное оправдание:
— Он…тоже человек… не совсем, но…человек. И…Он не чеченец, флэтонец. Да, у него есть кинжал…но ритуальный, мэ-гоцо. Он не убивает, а приносит жертвы…то есть тоже убивает, но не так…в смысле не потому…У него вера такая…
— У них у всех такая вера: убил — собрат, нет — вероотступник. Вот и режут всех подряд, убивают, насилуют во имя своего бога. Как он, наверное, рад…
— Да, как ты смеешь?!.Ты же ничего не знаешь! Так надо было, надо! Ты не понимаешь…
— Что не понимаю? — ехидно прищурился Миша, поддавшись к ней. — Зачем он это делает? А ты объясни. Может, я проникнусь и тоже во флэтонских богов верить начну, жертвы им приносить, убивать… тебя изнасилую. И стану не хуже, чем тот скот…
— Он не скот! Он хороший человек, умный…
— В плане: он с умом убивает, а с хорошей улыбкой насилует?
Алена зажмурилась, чтоб не видеть этой едкой ухмылки. В голове все перемешалось: тот день, когда она встретилась с Рэйсли, и сегодняшний. Каюта гоффита и эта комната, Флэт и Земля.
— Что ты хочешь? — прошептала она.
— Понять! Я хочу понять, из-за кого, из-за чего ты переживаешь. Хочу понять, что за методику воздействия на тебе отработали. Понять, во имя кого ты ломаешь себе жизнь и плюешь на брата!! Во имя этого подонка, что совершает ритуалы? Насилует, награждает детьми…
